Киевский Майдан

Экскурсия во времени по Майдану Незалежности

Еще раз про Киев

Мы говорили с вами, что в трагической истории Украины непрерывно приходилось все начинать сначала. Даже Киев, в котором мы живем, очень условно может быть назван тем же городом, в котором княжили Ярослав и Владимир. На момент татарского нашествия середины ХI—II века Киев зашкаливал за сто тысяч, что по тем временам было размерами мирового города, а потом, на протяжении более чем 400 лет — неизвестно ни об одном каменном памятнике. Это означает, что город был стерт, превратился в поселение другого типа, полусельское. В пушкинские времена в Киеве едва ли было 30—40 тысяч населения. Город начался снова где-то уже после реформ 1860 х годов, когда было введено свеклосеяние и сахароварение, и на этой, так сказать, сладкой жизни вырастал новый Киев. Заметьте, то, что мы называем старым Киевом, за исключением древних памятников — это сооружения 1870—1910-х годов. Потом революция и гражданская война снова его прекратили, началась история так называемого социалистического Киева, которая обернулась особенно трагическими последствиями — после перевода столицы из Харькова в 1934 году начали рубить Киев под корень. За 1934—1936 годы было уничтожено больше памятников первоначального, древнего Киева, чем за предыдущую тысячу лет, включая татарское нашествие. Мы как-то даже не отдаем себе отчета в этом. За два года стерли самые ценные его сооружения. Может быть, я излишне субъективен, но для меня это чудовищное преступление стоит наравне с геноцидом крестьянства. Ведь, понимаете, город — специфическое образование. Я бы так сказал: село — это парное молоко. Оно всегда свежее. А город как сгущенка в банке. Это концентрат, созданный для хранения. Село на протяжении столетий остается таким, каким оно есть и было. Город накапливает историю. Создает, накапливает и хранит. Это как консервы, которые сохраняют время. Бытует расхожее представление об архитектуре как застывшей музыке. При всем уважении к Гете, автору этой романтической метафоры, я не считаю ее верной. На самом деле город — это не застывшая музыка, а овеществленное время. Время, превращенное в материал. Это и есть культурный смысл города. И город, движущийся в своем развитии вперед — потому что кроме сохранения, есть еще и развитие — на своих исходных памятниках держится, как корабль на якорях. Если их отрубают, корабль превращается в «Летучего голландца», который блуждает по морям и океанам вне времени, вне человеческих смыслов. Вот сейчас город восстановил свои исторические памятники. Мы понимаем, что это уже не памятники, а памятники памятникам, вторая степень, но все равно, тем самым город как бы хотел сказать, что у него есть прошлое, история, что он продолжается, что он не без корней. Но ведь одновременно с этим происходит ужасное уничтожение других, быть может, менее высокопарных памятников и какая-то просто ошалелая застройка — по сути, исторический центр уже не существует, он уже только в литературе, но не в натуре. При советской власти безумное разрушение проводила власть, перед которой были бессильны даже большие деньги. Сейчас разрушают в погоне за деньгами настолько большими, что перед ними бессильна даже власть. Опять- таки, в качестве крошечного примера: Ющенко, когда шел на выборы, обещал, что первым делом он эту застройку на Январского восстания, ныне Мазепы, которая нависает и над Днепром, и над Верховной Радой, либо совсем уберет, либо понизит. Забыли, все, об этом даже речи нет. Потому что перед теми деньгами, что там крутятся, даже власть Президента пасует. Вот что такое дикий первоначальный капитализм с его антикультурной сущностью. Этим историческим экскурсом я хотел показать, как в истории Киева все время приходилось начинать сначала, каждый раз мучительно восстанавливать связь с историей.
О Киеве с любящей точки зрения