pantera_ra | "Нам не дано предугадать как слово наше отзовется"?

В научной литературе предпринимались попытки показать, что и Корделия не без греха – зачем ей было так сурово отвечать своему старому отцу, неужели нельзя было притвориться, как притворились ее сестры, и т.д. Но и тогда зрителя/читателя гложет мысль, что повешение – несоразмеримое наказание за отказ быть лицемерной, пусть даже этот отказ означает нанесенную отцу обиду. Мы не можем смириться со смертью Корделии потому, что Корделия умирает тогда, когда зло уже наказано. Корнуолл убит собственным слугой, Освальд убит Кентом, Регана отравлена Гонерильей, Гонерилья покончила с собой, Эдмунд умирает от руки Эдгара. Даже Глостер умер счастливым, убедившись в любви сына. Если бы смерть Корделии произошла раньше, мы бы так не возмущались. Тогда мы восприняли бы ее как трагически должное, как часть событий, порожденных неверным поступком короля Лира. Нас возмущает то, что она умерла, когда трагедия уже закончилась. Конечно, мы готовы увидеть, как мирно скончается король Лир – с нашей точки зрения, старик все-таки далеко не без греха. Мы ждем для него той же смерти, какая выпала на долю Глостера, мы уже готовы к ней, потому что мы знаем, как умер Глостер. Нас это устраивает. В конце концов, это трагедия, а не комедия, не трагикомедия и даже не мелодрама. А в остальном с точки зрения зрителя/читателя, порция ужасов, полагающаяся на долю героев трагедии – и нас самих тоже, – исчерпана. Мы привыкли к тому, что в выстроенном для нас мире художественного произведения после торжества добра, когда до конца осталось несколько страниц, если не строк, больше никакие перипетии невозможны. Такова привычная нам условность. Все, что сделал Шекспир, - это поставил еще один эксперимент с формой трагедии и поставил в конец то, что мы привыкли видеть в середине. Но смысл трагедии в том, что и в конце мы должны воспринимать смерть Корделии так, как если бы она стояла в середине пьесы, там, где она не вызвала бы у нас никаких вопросов и негодования. В «Короле Лире», как ни в одной другой трагедии Шекспира, подчеркивается то, что человек определяется не по двум, но по трем точкам – не «я» и «Ты» (или «Он»), но «я», «Ты» и «они». И последствия поступков «я» для «они» этому самому «я» неизвестны. Вынесенная в конец, как бы за рамки трагического действия, смерть Корделии оказывается поразительным, мучительным напоминанием зрителю о том, что то, что сделал человек, может вызвать последствия, о которых он и помыслить не мог, причем в такой момент, когда они, казалось бы, уже невозможны. Каждый литературовед, писавший о «Короле Лире», подчеркивал титанический размах образа Лира. Лир и сам в начале пьесы не полагает себе никаких пределов. Он правит миром. Смысл пары Лир-Глостер в том, что тот, кто не полагает себе никаких пределов, должен быть готов к тому, что и последствия его поступков не будут иметь никаких пределов. Даже пределов литературной условности пьесы. Более человеческая, понятная, умеренная линия Глостера и заканчивается более понятным, привычным, уютным для читателей образом. Не то – в линии титанического Лира.

Источник